Форма и др.
Однако только рифмы, метра и рифмования недостаточно для создания поэтического произведения. Если в Древней Греции было достаточно учитывать метр, во времена возрождения – рифму и рифмование, то в современном стихе не последнюю роль играет форма стиха и его содержание. Если для прозы характерно содержание в виде действия, пересказа чувства в картинах, материал в виде слов, а форма в виде оборотов и других стилистических фигур, что помогают это содержание выразить, то в стихах все сложнее. В рассказе главное – описать определенное чувство с помощью слов, стилистических приемов и др., например, придать описанию форму, а непосредственно описание положить в основу содержания произведения – и прозаическое произведение готово. Чтобы в прозе выразить душу необходимо просто прислушаться к тому, какие сцены она подсказывает для описания того или иного своего состояния. Так, Гюго, использовал слова для написания своего “Человека, который смеется”; эпитеты, сравнения, аллегорические моменты и иные стилистические приемы придали форму содержанию в виде описания тяжелой жизни изуродованного мальчика. Этим Гюго раскрыл свою душу, как душу богатого духовно человека (ведь сожаление, которое он мог вызвать у читателя даже к вымышленному герою, говорит об этом красноречиво), способного заставить нас поверить в реальность происходящего на страницах романа и так же переживать беды и лишения Гуинплена, как переживал сам герой. Если углубляться в изучение романа, можно выделить и другие черты души автора, а если это возможно – значит в произведении есть душа.
Произведения с душой автора живут вечно.
Но каково распределение материала, формы и содержания в поэзии?
Как пример разберем этот стих:
Он проходил под аркадами чувств
…и шаг твой землю тяготил.
В. Брюсов
Да, он проходил под аркадами чувств, Едва полируя главою их своды, Ведь он был как все: он имел в сердце груз, И в свете его не мелькали лишь годы. Он крылья латал, ведь он верил в любовь, И даже когда опостыл он однажды, Немея от грубости утра, но вновь Кудель он искал во вчерашнем. Его не сразили ни волхвы, ни сны, Пророчившие дерзновенье заката. Смежал он глаза, хоть они и верны Ему оставались, как лету цикада. Его каждый час с пьедестала бичом Лазоревый месяц в утеху Катившимся звездам, мечтавшим о нем, Ввергал в грязь лицом, так… для смеху. Его отказалась земля выносить, Его ненавидели сотни за это. И он полетел… он остался парить В зарнице червленно-седой где-то. И властно он реял, как Эллинский бог! И солнце его своим жаром касалось, Он не был Икаром, и быть им не мог: Подобных Ему не осталось. Он не подчинялся порядку земли, С которой навеки расстался; Он проклят был там! А ты, ветер, стели Дороги, чтоб он не терялся Во мгле незнакомой, привычной тебе, Ведь ты был когда-то таким же Безвестным младенцем на той же земле, И был ты не меньше обижен…
Можно было бы сказать, что тут слова – это материал (самое, казалось бы, логичное заключение для поэзии, поскольку поэзия и проза – словесное искусство), определенные словосочетание в виде рифмометрических элементов, вмещающих различные стилистические приемы – форма, а содержание – рассказ о каком-то сказочном лирическом герое, которому вздумалось взлететь в небо. Но так ли это?
Различие между прозой и поэзией состоит в том, что плохая поэзия всегда сможет стать срифмованной или равнометрической прозой. Для прозы стать поэзией станет возможным только в том случае, если проза будет построена на поэтическом распределении материала для написания, формы для изложения и содержания для раскрытия души по принципу, установленному поэзией.
Для того, чтобы дать определение материалу, форме и содержанию поэзии необходимо установить, производят ли впечатление на читателя определенные слово- или звукосочетания стихов. Безусловно, ведь иногда мы повторяем одну-две строки какого-нибудь стиха только потому, что благозвучие его отвечает нашим представлениям о красоте. Часто мы даже не задумываемся над смыслом повторяемых нами стихов.
Можно ли считать определенную последовательность звуков в словах, создающих настроение в душе читателя, – содержанием? Сравним разные жанры искусства. Скульптура… Материал тут бесспорно камень, глина, метал или иные материальные формы, которым можно придать авторскую форму. Оценивая скульптуру, мы не обращаем особого внимания на то, из чего она сделана (если она сделана хорошо), нас интересует композиция, вмещающая содержание, и форма, с помощью которой изображена сцена или чувство в композиции.
Музыка. Материал тут звуки. Подчиняя поток звуков определенной последовательности, украшая их, то есть, придавая им форму, автор описывает определенное внутреннее переживание, вкладывая его в содержание своего произведения.
Конечно, можно все это усложнить. Например, для автора музыкального произведения материал – это мгновенные, внутренние или случайные звуки, для исполнителя произведения этого автора материал – уже написанные автором ноты. Для автора звуки неосязаемы, для исполнителя – очень даже осязаемы. Форма и содержание остаются неизменными тут в любом случае. Пусть даже если автор переживал разлуку, например, с сыном, а исполнитель – с любимой девушкой, все же боль и мучение, пережитые и автором, и исполнителем будут в духовном смысле одинаковыми. Если нет – значит, исполнителю не удалось уловить той сюжетной линии, которую вложил автор в свое произведение.
В поэзии все не так просто. Выделяя слова как материал, мы, тем самым ограничиваем собственное восприятие стихотворного произведения. Значение слов, их последовательность, последовательность звуков в них велико, неоценимо велико. Это доказали декаденты еще в конце 19-го века. По их утверждению, не сам смысл, вмещенный в слове, но вложенный в него автором имеет приоритет в восприятии стихотворения читателем. Да и кому какое дело до переживаний автора по поводу его (автора) собственных потерь или жизненных наград? Гораздо ценнее то чувство, что становится общим у автора и читателя. Этого нельзя добиться прямым пересказом событий, надеясь на то, что на этом стихе остановятся глаза человека, пережившего одно и тоже с автором.
Все люди индивидуальны, а слова – исключают эту индивидуальность. Если в прозе сюжет не ограничен определенными правилами написания произведения, то в поэзии дела обстоят не так. Для тех, кто правильно понимает значение поэзии, написание стиха будет мукой не столько оттого, что сюжет невозможно описать, сколько оттого, что сюжет невозможно описать словами. “Мысль изреченная есть ложь” – так писал Тютчев, с этим соглашались и соглашаются многие. Перефразировав эту строку можно сказать с полной уверенностью тоже самое, применительно к чувству, мгновенному ощущению… к поэзии в целом.
Еще сто лет назад люди писали стихи, полагаясь на
внешнее сверкание слова, тоесть на его прямое значение и на прямое
впечатление, вызываемое этим словом. Стихи шлифовались днями, нередко
неделями, выводились схемы составления стихов, употреблялись одни и те
же слова для описания идентичных явлений, предметов. Можно было все
оставить на этой ступени развития поэзии, когда не было необходимости
мучить себя долгими поисками определенных звукосочетаний, составлений
все новых и новых, иной раз резких или чересчур смелых, образов. Но не
напоминает ли это русский блатной шансон, когда существует ограниченный
набор описательных словосочетаний, применимых почти ко всем оттенкам
воспеваемых чувств? когда определенные оттенки составляют созерцатели, а
не авторы? Тогда какой смысл авторского существования? Ведь именно
автор должен задать силу и особенность душевного восприятия стиха
созерцателем! Поэзия претерпевает изменений едва не каждый день,
едва не с каждым новым стихом. Сложно угнаться за идеей и смыслом,
вкладываемыми в поэзию. Однако остаются три общие элемента у всех
направлений стихотворного творчества. Это материал, форма и содержание. Содержание – это слова, но не описательные элементы стиха, не сюжет, описывающий внутренний мир лирического героя. Это все относится к форме,
это все придает очертания стиху, сквозь призму этих элементов мы
“напитываемся” всей глубиной души автора, если таковая принимала участие
в написании стиха. Сюжетная или описательная линия в поэзии несет тот
же смысл, что и стилистика в прозе: лишь направлять мысль и чувствование
на вложенный в произведение сюжет. В прозе содержание – это сюжет
непосредственно описательной части произведения, в поэзии же главнее не
то, о чем написано, а то, как написано. Должна быть музыка стиха, должен
быть аромат передаваемых ландшафтов, должен быть яркий свет дня,
тусклое сияние луны на ночном небосводе; и все это передается не
описанием сцен, происходящих “там” и “тогда”, но музыкой слов, вмещающих
это все. Материал, с которым работает автор для передачи в
стихе всей неги своей души – это зачатки чувства, это первые проблески
авроры его души, первая искра переживания какого-нибудь явления, то, что
автор не может еще объяснить, и объяснение чему найдет в творчестве.
“Попробуйте проследить за собой, когда Вы мечтаете, а потом передайте то
же словами: Вы получите прообраз… произведения…” – писал Брюсов в конце
позапрошлого века, но слова эти до сих пор являются определением
материала, с которым работает автор при написании поистине поэтического
произведения. Есть тонкие властительные связи Так образы изменчивых фантазий, “…окаменев,
живут потом века в отточенной и завершенной фразе”. Эти слова в поэзии –
тоже, что и сюжет в прозе – содержание. В этом есть основополагающая
идея поэзии. В этом есть поэзия.
Меж контуром и запахом цветка.
Так бриллиант невидим нам, пока
Под гранями не оживет в алмазе.
Бегущие, как в небе облака,
Окаменев, живут потом века
В отточенной и завершенной фразе. /“Сонет к форме” В.Брюсов/